Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.
Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.
[indent] стив приучал себя - з а б ы в а т ь; а после ночами выл в подушку раненным зверем, размазывая слезы стылые, горькие по щекам, прижимался к баки по утрам - уже выхолощенный, опустошенный - истерзавший себя в клочья, сворачиваясь в клубок, дрожа от осознания, что брок мертв // что его муж умер и уже не будет... ничего не будет. стив приучал себя - н е в е р и т ь; а после накатывали вихрями // цунами // вспышками на солнце // бликами ярчайшими, что резали // били по глазам - в о с п о м и н а н и я о сильных мозолистых шершавых ладонях, что так часто путались в волосах его на загривке; о запахе парфюма с ноткой цитрусовых; о шепоте хриплого голоса надрывном на выдохе; об улыбках, что только для него // ему были предназначены; о вечерах вдвоем, когда они лежа на диване смотрели какую-нибудь очередную франшизу, посоветованную стиву друзьями-мстителями, о ленивых поцелуях; о спорах,завсегда переходящих сначала в ссору, а после в примирительный секс. о тех двух годах - когда он был впервые за всю свою жизнь полноценно // полноправно // бесконечно счастлив. о тех двух годах, в которых он позволил себе жить на полную, отпустить в кое-то веки вину свою за смерть баки, отпустить даже само чувство свое первое, нежное, ранимо-трогательное к лучшему другу. о тех двух годах, в которых он знал, что нашел свой дом в этом веке для него прежде чуждом. он был с ч а с т л и в. он был в л ю б л е н. с броком // в брока.
[indent] стив приучал себя - ж и т ь. словно заново учился ходить, дышать, чувствовать. сосредотачиваться на крохотных повседневных задачах: проснуться, принять душ, разобрать почту на ноутбуке, поесть, отправиться снова на поиски баки, съездить на базу к наташе и остальным. стив заставлял себя делать то, что должно. стив по инерции снова и снова становился капитаном, больше не пытаясь обнажить нежное нутро даже перед друзьями. особенно, наверное, перед ними. потому, что вынести молчаливое понимание наташи или еще хуже сочувствие сэма было просто ему не под силу. и даже баки... его баки - ж и в о й. найденный, спасенный {пусть именно в этом самом спасении и не нуждающийся} не спасал от этой треклятой депрессивной меланхолии. не до конца. у баки и своих проблем было предостаточно и стив, какое-то время сосредотачивался именно на них. рыскал по всему свету, покуда баки заморозился в поисках доказательной базы для снятия обвинения с сержанта "воющих коммандос" всех обвинений, для реабилитации, для признания его военнопленным, подвергавшимся пыткам. договаривался, изворачивался, боялся натолкнуться на тони и привести хвост в ваканду, то и дело спасал со вдовой и соколом мир от второсортных террористов, которые сыпались на планету, как из рога изобилия после зоковийского договора, отрезавшего подписавших его мстителей от таких вот полулегальных миссий.
[indent] это уже после... когда все было готово, когда оставалось только дать делу ход {стив все еще подбирает адвокатов, едь положиться в этом деле на штат юридического отдела "старк индастриз" не получится} // когда шури вычистила из головы баки все остаточные триггеры и коды зимнего солдата... стив дал себе слабину. потому, что с баки было можно. потому, что стив отчего-то был уверен в том, что возлюбленный его не осудит, не пожалеет, но даст ему - стиву - именно то, в чем он отчаянно нуждался все это время возможность отпустить себя. и стив изливался слезами, оплакивал и брока, и их любовь, которая то и дело казалась ему лишь фальшью, и собственную слепоту да наивность, суженность, ограниченность, зашоренность, слепоту. в руках баки можно было сколько угодно - быть слабым, глупым, быть тем самым стиви из бруклина, чье сердце оказалось разбитым вдребезги. с баки можно было размазывать слезы по щекам, с баки можно было ночами напролет предаваться эскизе.
[indent] вот только баки остался в ваканде {он устал от бесконечной войны, что самому стиву заменила жизнь и роджерс не мог его в этом винить} // вот только брок оказался ж и в ы м. испещренным шрамами бугрящимися по некогда лощенной смуглой коже. он не может не улыбнуться, слыша привычное ворчание мужа - что ж... стоит признать, что помимо рамлоу и барнса за тем, чтобы роджерс хоть иногда питался следить было всегда некому. сам стив вспоминал на миссиях о том, что он голоден безбожно крайно редко, живя привычно, как шутили всегда мстители на одном только заряде патриотизма {которого было в последнее время неоправданно мало - стив устал быть тем, кого хотело всегда, еще с середины сороковых видеть в нем государство и правительство и да и не был он больше капитаном америка - больше нет}. - мой желудок и не такое переваривал, - привычно бурчит в ответ он, словно это всего-то навсего обычный день, словно они просто встретились дома после очередной изнурительной миссии; словно не было этих двух лет в разлуке. на какой-то краткий миг, удар сердечной мышцы - стив с ч а с т л и в лишь этим.
[indent] он видит одежду, сложенную на стуле. новую, козыряющую бирками магазинными. купленную для него. словно его здесь ждали. словно он был все это время нужен и судорожно глотает воздух, когда протягивает руку и пробегается пальцами по тонкому хлопку кончиками пальцев - он всегда ненавидел синтетику и брок прекрасно это знавший, хмыкал зачастую о том, что на покупке для стива вещей они разорятся. надевает и футболку и штаны, оставляя их на бедрах - привычно. садится за стол и складывает руки пред собою в замок, предпочитая на чужой (?) территории по правилам хозяйским. хотя это тоже из общего прошлого очередное напоминание. даже, если они были разругавшиеся вдрызг, но им удавалось ужинать {обедать // завтракать} вместе - они всегда оставляли проблемы за пределами кухонной зоны ровно до того, как в четыре руки не перемывали всю посуду - стив ненавидел посудомойки и брок ему и в таких мелочах вот тоже потворствовал. он дергает уголком губ, когда брок обрывает себя, переводя, не договаривая и это тоже б о л ь н о. а ведь, еще неделю назад, когда он обессиленный очередным кошмаром, засыпать себе позволял в тисках объятий баки, он почти что поверил, что смог... что пережил это... что научился о т п у с к а т ь. что ж... нет. не смог. он кивает в знак согласия и на вино и на отсрочку объяснений, которые они друг другу задолжали. уж полчаса на спокойный полуночный ужин // завтрак они найти могут.
[indent] стив поднимается первым, когда опустошает тарелку, и почти что утоляет голод {какова насмешка ведь с броком он всегда был голоден - до секса, до нежности, до простой человеческой близости - с рамлоу он готов был даже просто молчать, лишь бы рядом // лишь бы вместе}, собирает тарелки и отходит к раковине, привычными, отработанными жестами начинает мыть посуду {кто готовил - тот не моет! - это тоже очередное их не гласное правило - их д о м а} и подает тарелки чистые броку, чтоб тот вытирал. привычные манипуляции. словно они у себя в таунхаусе {запертом на ключ, покрытом пылью, в который стив так и не смог вернуться} // да кухня и вправду словно оттуда - и гарнитур тяжеловесный цельного дерева и расположение шкафчиков и чертовы парные чашки, что притащил им как-то роллинз на очередные посиделки совместные за пивом да бейсболом.
[indent] он не оборачивается на брока, когда вручает ему последнюю тарелку. просто подхватывает полотенце с крючка и проворачивает ткань мягкую на каждом пальце своем, вытирая руки, а после подхватывает вино свое в бокале плещущееся {кроваво красное, а ведь они с броком всегда спорили по этому поводу, стив любил белое, даже под мясо в противоречие всем правилам и догмам, словно хотя бы в таких вот мелочах потворствуя своим слабостям} и возвращается в гостиную, наполненную фотографиями и его собственными набросками, за которыми так и не смог вернуться в их дом. а брок вот, видимо, смог. - ты же понимаешь, что нам придется поговорить о прошлом, - фыркает он, слыша шаги мужа позади себя. - обо всем. - режет наживую без анестезии, чтоб наверняка.
